когда я могу везде пихать эту картинку, и «что вы мне сделаете» 

Простыня на подходе, но сегодня решила поделиться очень мною любимым. Это Греция тоже, но Греция практически наших дней (по меркаи истории). Константинос Кавафис (Κωνσταντίνος Καβάφης) считается одним из величайших поэтов Греции всех времен, а конкуренция там, сами пониматете, какаяТворил на стылке XIX и XX веков, а также Европы и Востока. «Итака» — из моего любимого, а так как у меня хорошее настроение, то почему бы не поделиться хорошим. Если что, чтобы отсылка была ясна всем, на всякий случай: Итака — родной остров и страна Одиссея, куда он плыл 25 лет.

Когда задумаешь отправиться к Итаке,
молись, чтоб долгим оказался путь,
путь приключений, путь чудес и знаний.
Гневливый Посейдон, циклопы, лестригоны
страшить тебя нисколько не должны,
они не встанут на твоей дороге,
когда душой и телом будешь верен
высоким помыслам и благородным чувствам.
Свирепый Посейдон, циклопы, лестрнгоны
тебе не встретятся, когда ты сам
в душе с собою их не понесешь
и на пути собственноручно не поставишь.

Молись, чтоб долгим оказался путь.
Пусть много-много раз тебе случится
с восторгом нетерпенья летним утром
в неведомые гавани входить;
у финикийцев добрых погости
и накупи у них товаров ценных —
черное дерево, кораллы, перламутр, янтарь
и всевозможных благовоний сладострастных,
как можно больше благовоний сладострастных;
потом объезди города Египта,
ученой мудрости внимая жадно.

Пусть в помыслах твоих Итака будет
конечной целью длинного пути.
И не старайся сократить его, напротив,
на много лет дорогу растяни,
чтоб к острову причалить старцем —
обогащенным тем, что приобрел в пути,
богатств не ожидая от Итаки.

Какое плаванье она тебе дала!
Не будь Итаки, ты не двинулся бы в путь.
Других даров она уже не даст.

И если ты найдешь ее убогой,
обманутым себя не почитай.
Теперь ты мудр, ты много повидал
и верно понял, что Итаки означают.

ППоследние денрожденные подарки меня нагоняют и ставят новые цели. Собрать весь сервиз, например. 

Простыня где-то на подходе, а пока вот еще одна рубрика. Она будет нечасто (такиенастали времена), но, надеюсь, что все же будет. Эдакие записки-рассуждения на темувыставочных проектов в Петербурге. Я посещаю далеко не все (например, большинство проектов в Эрарте как и сама их коллекция, кажутся довольно нелепыми), но иногда случается посетить даже что-то очень хорошее. Вот, сегодня, например, у нас «Зерцало» — выставка провинциальных портретов 18-19 веков.

Какие ассоциации вызывает у вас слово “провинциальный”? Простой, деревенский, старомодный, а может быть даже отсталый?  И все же есть в нем что-то теплое и родное. Далекая и почти всегда контрастная столице русская провинция сохраняет народный уклад жизни. Было так и в XVIII веке, когда на смену монополии церковного искусства приходит искусство светское. Центральному жанру последнего — портрету и посвящен новый выставочный проект в Манеже.

“Зерцало” не только знакомит с характерными особенностями провинциального портрета XVIII-XIX веков. Выставка позволяет погрузиться в мир “уездных городов N”, так знакомый нам по русской классике. Первый зал представляет собой довольно маленькое пространство. На стенах, покрытых едва заметными монохромными мотивами кружева и вышивки, — портреты купцов. По задумке кураторов, теснота зала символизирует пространство жилой комнаты. Здесь зрителя встречают самые ранние экспонаты из представленных на экспозиции -  портреты купцов Кочурихиных из Углича. Два полотна на серой стене в мельчайших деталях рассказывают об удивительных изменениях в культуре и быте середины XVIII века. Уже само их появление — свидетельство коренных изменений в искусстве эпохи и сословной системе. Прежде заказ портретов был уделом знати. Теперь же представители купечества осознают себя внутри сословия, стремятся выделиться и остаться в памяти потомков. И нет ничего удивительного в том, что их написал дьяк (Сергей Флегонтов). Кем же еще мог быть художник, если на протяжении многих веков единственный вид станковой живописи — икона? При этом нельзя не отметить иронию в истории создания портрета купца Кочурихина. “Записной раскольник”, в течение жизни примыкавший в огромному количеству сект, оказывается запечатлен кистью священника. Последнее четко просматривается — светский портрет не лишен свойственных иконописному канону черт. При этом невозможно не заметить попыток передать сходство, добавить жизни изображению. Именно этот переход рождает новый жанр — парсуну (от слова «персона»). И пускай соблюдением пропорций и объемом деталей большинство полотен этого зала похвастаться не могут, начало положено. Перед нами не образы святых и не парадные портреты монархов.  Это земные люди со всеми их достоинствами, недостатками, странностями и душевными порывами. Напряженность или задумчивость во взглядах, глубокие морщины или расслабленная ухмылка, — выставка дает возможность посмотреть в глаза тем, кто прежде был лишь именем в конторской книге.

Следующее пространство куда больше и совершенно монохромное. Это аллюзия на выход в свет. Портреты, выставленные в этом зале вполне соответствуют представлениям об уездных балах. Если на полотне хозяин дома, то непременно со всеми орденами. А по женским портретам и вовсе можно узнать обо всех способах показать достаток. Меха заполняют пространство, даже если портрет был написан в середине весны. Собольи шапки, драгоценные серьги, перстни и метры жемчужных нитей, — для современников эти  портреты были возможностью продемонстрировать благополучие семьи. Для нас же они служат единственным способом взглянуть на украшения той эпохи, ведь драгоценности передавались по наследству и постоянно изменялись.

В этом же зале зрителя знакомят и с семейными портретами. И снова прослеживаются каноны иконописи вперемешку с деталями, рассказывающими о жизни и достижениях заказчика. Интересны изображения детей: детство еще не привлекало внимание художника, а потому на портретах перед нами — маленькие взрослые. А иногда они и вовсе напоминают святых с икон. Это заметно на семейном портрете купца Щокотова, наполненного христианской символикой. Например, его младший сын держит в руках целое яблоко — символ безгрешности, ребенок еще не вкусил запретный плод.

Второй этаж экспозиции посвящён духовенству и дворянству. В пространстве куда более светлом, чем на первом этаже, можно проследить развитие жанра на протяжении двух веков. Особенно хорошо видно это на примере портретов священников. Несмотря на то, что писались они чаще посмертно, мы видим, как художники отходят от иконописных традиций. Представителей духовенства также начинают изображать с орденами и другими деталями, рассказывающими об их заслугах.

Особенно обращают на себя внимание детские портреты. Они тоже переживают развитие, и вот перед нами самые настоящие дети. Однако невозможно не заметить, что изображены они теми, кем хотели видеть их родители. Например, сын металлургического магната Турчанинова в одиннадцать лет стоит перед нами в камзоле инженера окружённый инструментами. А трехлетняя дочь ярославского дворянина Тишинина — в пышном светском платье и на каблуках.  

Да и в целом, гуляя по выставке, зритель не раз поймает себя на мысли, что “зерцала” (слово, обозначающее зеркало, пришло из церковнославянского) весьма послушны. Несмотря на частое пренебрежение пропорциями тел и довольно четкие индивидуальные внешние черты, портреты комплементарны. Порой доходит до курьеза. Так, каждому посетителю выставки точно запомнится портрет полковника Алябьева 1741 года. С холста на нас смотрит довольно полный отставной военный в стальной кирасе. Его рука покоится на эфесе шпаги, а за плечами развивается ярко-алый плащ. Написанный в архаической манере, присущей неизвестному уездному художнику, портрет явно призван рассказать о героическом прошлом полковника. Однако громкость, с которой он кричит об этом, заставляет улыбаться.

И все же вряд ли кто-то вправе осуждать этих людей за их желание предстать перед современниками и потомками в лучшем свете. Особенно явно это понимаешь, проходя мимо зеркал, помещенных среди полотен. Готов ли зритель, иронизирующий над наивностью провинциального портрета, увидеть в “зерцале” самого себя без прикрас? Как тут не вспомнить гоголевского Городничего, кричавшего: «Чему смеетесь? Над собою смеетесь!»

P.S. фото, в основном, не мои, потому что мне не на что фоткать + почему-то всегда в галереях/музеях очень некомфортно фотографировать, даже если этоне запрещено. Какая-то собственная заморочка

Случайно наткнулась на просто идеальный блеск для моего ледяного подтона кожи. Вообще я убеждена, что косметические компании ненавидят людей с холодным подтоном. Всё всегда такое тёплое, блин(

Совершенно проклятых животинок на провинциальных портретах 18 в! 

Короче, вот «Кратер Амфиарая» — расчудесный образчик вазописи 560-х гг до н.э.

Красиво и трагичино до ужаса: Амфиарай — прорицатель и воин. В центральной сцене он отправляется на войну с Фивами, его провожают жена и домочадцы. Дело в том, что он знает, что живым невернется, он предсказал свою смерть. И все об этом знают.в общем, у очень трагично. НО!

Я люблю этот сосуд за просто совершеннейшего персонажа:

Не знаю, зачем вам эта информаци, но этот еж просто украл всю картинку, на мой взгляд.

что уже, походу, ноябрь. Хочется наслаждаться золотой осенью, но от холода ломит суставы на руках, а недолеченная простуда то и дело укладывает на лопатки. 

Ну да ладно. Чем ближе ноябрь, тем ближе апрель (гений мысли). 

Не всё же душнить! Ну-ка, кто у нас тут собрался? 

https://diletant.media/personality_test/31952015/